Прямой эфир

Почему женщины убивают: из-за чего петербурженки совершают всё больше преступлений

Иннокентий Майоров
9 октября 2023, 14:31
Пытаемся понять, как якобы «слабый» пол приходит к криминалу.
Коллаж 78.ru: unsplash.com

На днях Петростат опубликовал доклад о социально-экономическом положении Петербурга и Ленобласти за восемь месяцев 2023 года. Помимо экономических показателей, в него вошли и данные о преступности в регионе, из которых выясняется, что женщины всё чаще прибегают к криминальным решениям своих проблем — рост количества преступлений, совершённых людьми без Y-хромосом, составил 11,6%.

Оказалось, что тенденции уже не первый год: рост за те же восемь месяцев 2022 по сравнению с 2021 составил 8,6%. Увеличение, хоть и едва заметное, можно отследить и при сравнении 2021 с 2020 — на 0,5%. Виден рост и за полную годовую статистику прошлых лет.

Хорошая почва для «цветов зла»

Стоит отметить, что если мы взглянем на общероссийские данные от МВД, то цифры будут показывать обратное — снижение. За восемь месяцев 2023 года женщины совершили на 4,7% меньше преступлений, чем за тот же период прошлого года, а в 2022 — на 4% меньше. Казалось бы, расходимся, но стоит обратить внимание на то, что за эти годы в целом снижалось количество выявленных преступников, при этом женская доля среди них немного росла — с 16,3% до 16,8%.

Есть и ещё один интересный фактор: особенно заметен рост женской преступности в мегаполисах. Так, например, если взять столицу, то там рост за январь-август 2023 составил 13,3%: с 6656 преступлений, совершённых женщинами, до 7540.

Возвращаясь к Северной столице, отметим, что растёт не только число выявленных женщин-преступников, но и приговоров. По предоставленным Объединённой пресс-службой судов Петербурга данным, за полгода 2023 года осуждены были 1262 обвиняемых, а за тот же период 2022 года лишь 968 — рост на 30%. Тренд соблюдался и в прошлом году, а состав преступлений меняется, но довольно незначительно — так, год назад это были кражи, наркотические статьи и нарушения ПДД. В этом году у девушек популярностью пользуются экономические преступления (мошенничества, растраты), связанные с запрещёнными веществами и посягательства на жизнь и здоровье, как рассказали 78.ru в пресс-службе ГУ МВД по Петербургу и Ленобласти.

Все эти данные отметают, например, пандемию в качестве основной причины роста женской преступности: да, уже известно, что домашнее насилие стало более частым явлением в период, когда люди сидели на карантине, но это не объясняет роста уже в 2023 году. К тому же статистически женщины в подавляющем большинстве случаев являются жертвами таких преступлений, а не агрессорами. Это, конечно, связано в том числе и с тем, что подвергающиеся насилию в семье мужчины в России традиционно не заявляют об этом, но по имеющимся данным нужно констатировать, что локдауны наверняка повлияли, но не являются «корнем зла».

Второй момент, который бросается в глаза, рост преступности особенно заметен в урбанизированных территориях, где гораздо менее распространён традиционный или «патриархальный» тип распределения гендерных ролей.

Оранжевый — новый чёрный

Здесь стоит обратиться к зарубежным исследованиям, где этим вопросом занялись достаточно давно. Так, ещё в 2016 году в Британском журнале криминологии вышла статья, анализирующая ситуацию в Швеции (в стране статистика по преступности подробно ведётся с конца XIX века, что делает её удобной для исследований), в котором приводятся данные однозначно сообщающие о росте женской преступности. Причём вверх пошли показатели не только в ненасильственных преступлениях вроде краж, но и в нападениях. Более того, этот тренд наблюдается ещё с середины 50-х. О том же говорит и одно из самых известных исследований по вопросу — книга «Сёстры по преступлениям», опубликованная ещё в 1975 году.

Слева данные об осуждённых за нападения, справа — за кражи. Источник: The British Journal of Criminology, Volume 56, Issue 6, November 2016, Pages 1272—1290
Слева данные об осуждённых за нападения, справа — за кражи. Источник: The British Journal of Criminology, Volume 56, Issue 6, November 2016, Pages 1272—1290

Отсюда можно сделать парадоксальный вывод о том, что рост числа преступлений среди женщин — это симптом скорее позитивного тренда на равноправие.

— Женщины сейчас активно занимают те же позиции, что и мужчины — это продолжение движения феминизма. Поскольку феминизм предполагает равноправие мужчины и женщины, вместе с правами женщины получают и обязанность экономически обеспечивать себя и свою семью. Эта тенденция прослеживается и в том, что женская преступность имеет особенности: преступления, связанные с насилием, статистически остаются за мужчинами, а женщины преимущественно совершают преступления экономического характера, а уже дальше там идут бытовые конфликты, ревность и так далее. Женщины вошли в преступность со стороны экономики и организации преступной деятельности, — описывает ситуацию кандидат социологических наук, доцент РАНХИГС Санкт-Петербург Юлия Байер.

Прежде чем все сторонники «традиционных ценностей» радостно скажут, что феминизм ведёт к женской преступности, подчеркнём — не совсем так. Это как обвинять сериал «Оранжевый — это новый чёрный» в росте населения женских колоний США, что является подменой причины и следствия. Искусство, затрагивающее тему, появляется из существующей тенденции, а идеи вырастают из экономических реалий, хотя обратный эффект и имеет место.

Фото: kinopoisk.ru
Фото: kinopoisk.ru

Явления эти взаимосвязаны в том смысле, что женская преступность появляется по тем же экономическим причинам, что и движение за права женщин, а именно — становление женщины как субъекта экономических отношений. Вспоминаем британское исследование: рост начался после двух мировых войн вместе с последовавшим за ним понятным «дефицитом» мужского населения и экономическим кризисом, а притормозил, по крайней мере по кражам, только в 1990-2000-е.

Скорее всего правильно ставить вопрос: почему появились феминистки? Исследований на эту тему множество, поэтому попробуем описать широким чисто публицистическим «мазком». Можно заявить, что это всё рептилоиды и глобалисты, но, уходя от конспирологических теорий к экономическим, процесс глубже и уходит к истокам появления тех же суфражисток, кстати, не славившихся законопослушностью. Произошло это на рубеже веков, когда женщины всё больше требовались на производствах при растущих требованиях развивающегося капитала (как мы знаем, он может только уменьшаться или расти, но не застывать). Активная интеграция в работу на производствах, в экономическую жизнь, в том числе и в теневой её сектор, влекла за собой вполне обоснованные требования политических прав. Этот же процесс сегодня может толкать не на площади, а в тёмные переулки.

Больше Бакальчук — больше Блиновских

Россия же, по историческим меркам, совсем недавно вернулась на рельсы капиталистической экономики после длительного перерыва на СССР. Женскую преступность в уже несуществующем государстве вынесем за скобки, ведь это была другая система, где провозгласили и во многом реализовали принципы равноправия, но с примесью довольно серьёзного бытового сексизма в обществе.

Наблюдаемый у нас рост вполне встраивается в общемировую тенденцию. Причём не только в преступности, но и в других аспектах: так, например, опросы SuperJob показывают медленный, но рост веры в России в то, что гендер не влияет на возможность трудоустройства. Однако у нас есть свои интересные особенности. Так, например, в странах уже давно «победившего феминизма» можно говорить о том, что психологическая легитимизация преступлений не так сильна.

— Когда женщина совершает преступление, она внутри себя его рационализирует. Это известное в социологии явление, что преступник оправдывает свои действия внешними факторами: «Я вынужден это сделать, потому что общество виновато». Безусловно, эффект «стеклянного потолка» (концепция о том, что в обществе существует негласный «блок» для карьерного и зарплатного роста по гендерному признаку — ред.) может служить как оправдание преступления для женщины: «Вы создали такие условия, что я никогда не займу эту позицию, никогда не получу те деньги, которых достойна». Поэтому она выбирает другой путь, — описала влияние «гендерных ограничений» социолог Байер.
Фото: unsplash.com
Фото: unsplash.com

Другой интересный аспект — развитие технологий и появившаяся из этого целая когорта «инфоцыган», не все из которых, конечно, являются мошенниками.

Соцсети открыли всему миру удивительную «комнату ужасов» — обиходные киберпреступления, где женщины и мужчины на равных правах, ведь, в отличие от классического разбоя, рассылка сообщений не требует физических данных.

Но вот феномен «инфоцыганства» в России особенно расцвёл на фоне подрыва веры во все официальные институты сначала в 90-е, когда в телевизорах поселились «чумаки» всех мастей, а потом напомнил о себе уже в новом столетии, когда широкие массы на полном серьёзе обсуждали «чипирование» и прочую конспирологию. На такой благодатной почве многие дамы сразу смекнули, что зазывать можно не только клиентов на «ноготочки», но и «мамонтов» с лишними деньгами, и оказались крайне успешны на этом поприще. Это даже не говоря о том, что соцсети подогрели желание потребления среди пользователей — крайне тяжело оставаться совестливым бессребреником, когда в ленте тебя постоянно атакуют «роскошной жизнью», пусть это и фикция в 90% случаев.

Учитывая всё вышесказанное, придётся сказать, что женскую преступность нельзя отделить от преступности в целом, а всё большая доля женских преступлений действительно является трендом на стирание гендерных ролей в капиталистическом обществе. Отсюда и ответ на вопрос, что делать.

Во-первых, можно откатиться куда-то в сторону аграрного устройства с феодалами и зашкаливающей детской смертностью, толкающей к рождению 7-10 детей, но на это, надеемся, мало кто согласится, несмотря на популярный плач о «России, которую мы потеряли».

Во-вторых, снова начать двигаться к коммунизму, где «всё будет бесплатно, всё будет в кайф», однако предыдущий опыт не смог доказать, что финальная точка достижима, да и преступность в СССР существовала, в том числе и женская.

В-третьих — ничего для борьбы конкретно с этим проявлением, при условии, что мы сохраняем ту же экономическую формацию.

В том смысле, что в современном обществе нет «таблетки» от женской преступности, если, конечно, мы не ожидаем какого-то экономического чуда, после которого подавляющее большинство мужчин смогут в одиночку обеспечивать семью. Потому рассматривать её можно как побочный эффект неизбежного явления, который лишь обостряется и усиливается в кризисных ситуациях: на него можно воздействовать, например, соцгарантиями, но это не решит проблему в целом. Бороться же конкретно с женской преступностью в обществе, где все являются экономическими субъектами, а не с преступностью в целом — бессмысленно, словно пытаться победить одного быка из несущегося на вас стада.